"Субисаррета убедил меня в моем желании стать частью "Барселоны". История Марк-Андре тер Штегена
Откуда взялся Марк-Андре тер Штеген − рассказывает он сам.
Я забиваю, и кто-то говорит мне: "Ты бежал не в ту сторону!"
Кровь из носа.
Так я и стал вратарем. С тех пор произошло много всякого, но началось все именно так. У мальчика, с которым мы вместе играли в молодежном составе "Менхенгладбаха", когда мне было лет десять, часто шла носом кровь. Не знаю, почему. Он был нашим вратарем, и это случилось во время матча. Тренеру нужно было поставить кого-нибудь на ворота, и никого другого не нашлось. Так что стоять в воротах выпало мне.
Когда я только начинал играть в футбол, то был нападающим. Я любил забивать голы. Я играл, чтобы забивать голы. Именно в этом и было мое счастье.
Итак, я вышел на поле, встал на ворота и… мне понравилось. Нет, меня не осенило, во мне не произошла перемена. Я не влюбился в игру вратарем ни с того ни с сего. Просто... было весело. И каждый раз, когда я вставал на ворота, я чувствовал себя все более комфортно. Мои родители и товарищи по команде всегда могли сказать мне, насколько хорошо я справляюсь.
Но, несмотря на все это, мне все еще нравилось забивать мячи, а не отбивать их.
Приносить команде очки ‒ вот что доставляло мне радость. Вот чем я хотел заниматься.
Вот за что я изначально полюбил футбол.
У нашего дома был маленький садик, но гонять мяч в нем не разрешалось. Поэтому мы со старшим братом играли в родительском гараже. Брат был вратарем, а я бил по мячу. Ворота мы городили из коробок, рубашек и всего, что попадалось под руку. Когда мне было около четырех, мой дедушка (Опа, как говорят у нас в Германии) сказал, что узнает, смогу ли я получить место в юниорском составе нашего местного клуба, "Боруссия Менхенгладбах". Какой-то его знакомый мог бы с этим помочь, так что мы поехали вместе.
Я попал в команду. Но я был слишком молод, чтобы осознать толком, что это значит — быть частью такого клуба, как "Боруссия".
И, конечно, мне предстояло многому научиться на своей первой в жизни тренировке.
Как я уже сказал, до того я играл только в нашем маленьком гараже. И вот в чем дело, когда бьешь по стене, смотришь все время в одну сторону, верно? Смотришь на стену. И по мячу бьешь в одном и том же направлении. И мяч всегда к тебе возвращается. Я даже не представлял, что есть две стороны поля — два направления.
Мяч у меня, я бегу к воротам и слышу, как мои мама, дедушка и бабушка что-то кричат. Я думаю про себя: "Класс, похоже, у меня все с первой попытки получается". Так что я бегу дальше, а они все кричат.
Я забиваю, и кто-то за воротами говорит мне: "Ты бежал не в ту сторону!"
Первый гол был далек от идеала.
"Каждый раз, когда дедушка подвозил меня на тренировку, на заднем сиденье меня ждала выпечка"
Сейчас я смеюсь, вспоминая об этом. Было ли мне стыдно? Ни в коем случае! Я был рад, что забил! Спросите у мамы, бабушки, дедушки… Они и сегодня скажут вам: "Марк так гордился этим голом. Не хотелось его расстраивать".
В конце концов, я разобрался с тем, как играть в обоих направлениях. Окей, надо двигаться туда-то и туда-то. Ясно.
Не знаю, о чем думал Опа. Думаю, он просто гордился тем, что я играю за "Менхенгладбах". То же самое испытывали моя мама и моя бабушка − моя Ома. Папа не особо увлекался футболом, но Опа был большим фанатом клуба. Так что когда я начал играть, именно дедушка возил меня на тренировки. Позвольте рассказать вам о моем Опа. Его машина была… безупречной. Неважно, какой модели, какой сборки. В ней не было ни единого изъяна. До пенсии дедушка служил в полиции − возглавлял отдел по борьбе с должностными преступлениями.
В детстве я был очень близок с Опа. Каждый раз, когда дедушка подвозил меня на тренировку, на заднем сиденье его авто меня ждала выпечка из местной пекарни. И я съедал ее по пути на тренировку. Неважно, как холодно было на улице, шел ли дождь, дедушка, − а иногда и Ома или мама, если они составляли нам компанию − оставались на все время тренировки − просто посмотреть и поддержать. Когда я участвовал в чемпионатах, как бы далеко они не проходили, Опа и Ома всегда приезжали с угощением для всей команды. Но это были не просто, скажем, нарезанные апельсины. Иногда Опа готовил нам свою особую закуску: помидоры с паприкой. Но чаще всего они привозили с собой полный набор: фрукты, овощи и домашний хлеб для всех.
Когда я стал постарше, их присутствие начало меня немного смущать. Наверное, так чувствует себя каждый ребенок в присутствии семьи. Ты пытаешься быть крутым или что-то еще и каждую секунду рискуешь ощутить себя не в своей тарелке. Не знаю точно, так ли это. Но сейчас я оглядываюсь в прошлое и ощущаю неимоверную гордость за то, что родные всегда были рядом, заботились и поддерживали − и в то же время никогда не давили на меня.
Сейчас я вспоминаю те времена с легкой ностальгией. Мои Опа и Ома так заботились обо мне. Они жили всего в десяти-пятнадцати минутах от нашего дома и я каждый раз радовался, когда оставался у них ночевать. Ома готовила мне белый хлеб с мармеладом на завтрак. Это было так вкусно, но больше всего мне запомнились эмоции: я чувствовал себя любимым. Действительно любимым.
В те дни Опа не расставался с трубкой и ванильным табаком. Потом он бросил, а я никогда даже не пробовал курить и до сих пор не переношу курение. Но вот… запах… Я обожаю этот запах. Не сказал бы даже, что он приятен. Просто это запах… воспоминаний. Я словно снова вместе с Опа, сижу на его коленях − я тогда, конечно, был поменьше. Мы словно снова сидим рядышком и он показывает мне семейные фото, или мы вместе смотрим старые фильмы. Дед научил меня многим вещам, добродетелям, урокам жизни...
Но не футболу.
Футбол был единственной вещью, о которой я не хотел разговаривать. Дед и Ома были не из тех, кто стал бы спорить с тренером, если меня не выпускали на поле. И мне не хотелось, чтобы кто-нибудь говорил мне, как играть. Опа это понимал. Поэтому мы редко говорили о футболе по душам. Как ни странно, но, похоже, с футболом мне хотелось разобраться без чьей-либо помощи. Иногда он пытался рассказать мне о том, как играют другие голкиперы: "Попробуй делать так, как они". Я не слушал. Я даже не сказал ему ничего в день, когда мой тренер в "Менхенгладбахе" поставил мне ультиматум.
Мы еще дети, и кто-то говорит тебе: "Ты просто нам не нужен"
Как я уже упоминал, у нашего голкипера начались носовые кровотечения, и я стал помогать на воротах. Я хотел остаться в роли форварда, но тренерам не нравилось, как я играю в атаке. Что-то насчет того, что я бегал не так, как им хотелось.
"Ты бегаешь, не поднимая ноги", − говорили десятилетнему мне.
"Или играешь у нас вратарем, или можешь идти играть в другой клуб".
Мне не пришлось долго думать. Я сразу принял решение. Где-то в то же время мной заинтересовался другой клуб, и они собирались дать мне играть на позиции форварда. Но это было не важно. Забивать голы больше не было важно.
Остаться в "Менхенгладбахе" − вот что имело значение.
И тому была одна простая причина: это был дом.
"Менхенгладбах" был единственным клубом, который я знал с четырех лет. Родители разводились в то же самое время, когда команда поставила меня перед выбором. Моя семья распадалась, так что футбол сделался еще большей, чем раньше, частью моей личности. "Менхенгладбах" и был, по сути, моей личностью. Поездки с Опа, выпечка на заднем сиденье, и да, даже томаты с паприкой и все те другие вещи, которые он делал ради меня. Для меня это значило буквально все.
Поэтому я не мог оставить команду. Мне было все равно, на какой позиции играть. Забивать голы стало не так важно. Я хотел быть в "Менхенгладбахе". Я хотел продолжать. И я научился пересматривать свои цели.
Я остался. И стал вратарем.
Я на самом деле считаю, что мой опыт в роли форварда сделал из меня вратаря иного рода. Я видел поле немного по-другому, использовал поле немного по-другому. И потом я стал немного выделяться среди других голкиперов в академии. "Боруссия" устраивает большое сокращение, когда игроки достигают возраста около четырнадцати лет. Это действительно жесткий момент. В том смысле, что мы, по сути, еще дети, и кто-то говорит тебе: "Ты просто нам не нужен".
Был один случай − мне было тогда, если не ошибаюсь, лет четырнадцать или пятнадцать. Тренер был очень зол на меня после игры. Не помню, что я тогда натворил или каких-либо подробностей. Помню только его гнев и то, насколько сильно я его расстроил. Помню, что после игры он отчитал меня… перед всеми товарищами по команде. Никогда еще тренер не разговаривал со мной так.
Я забрался в мамину машину и разрыдался. Осознание пришло только несколько дней спустя. Да, я плохо сыграл. И я должен это принять. Тренер точно знал, над чем мне нужно работать. Был ли он строг ко мне? Конечно. Хотя, откровенно говоря, мне было это нужно. Мне нужен был кто-то, кто показал бы мне, чего ожидать, если я хочу стать профессиональным футболистом. Мне нужно было стать более сильным игроком ... во многих отношениях.
Думаю, что именно тогда я решил по-настоящему сосредоточиться на футболе. Я стал действительно строг к себе. Я не хотел говорить о футболе с мамой или с Опа. Я хотел во всем разобраться без чьей-либо помощи. Я стал более независимым. Когда мне исполнилось пятнадцать и я смог ездить на собственном скутере, я сказал Опа, что хочу побыть один по пути на тренировку. Для Опа это была непростая ситуация, но он принял ее.
И все же в дождливые дни, ровно за 10 минут до того, как я выходил на тренировку, у меня звонил телефон.
"Хочешь, я подвезу тебя?", − спрашивал Опа.
"Конечно. Было бы здорово".
Но выпечка больше не ждала меня в машине. Я должен был стать профессиональнее.
"Барселона" для меня − больше, чем просто футбол"
Даже когда меня пригласили во взрослый состав "Менхенгладбаха", я не смог пригласить семью. Я знал, что буду слишком отвлекаться. Опа следил за играми клуба всю мою сознательную жизнь. Но я не мог перестать думать о том, как расстроится мама, если я сыграю плохо и она услышит, как меня освистают. Даже сейчас, думая об этом, я бы не выдержал такого, будь у меня дети. Меня вызывали на всего лишь восемь игр, и на каждую я отправлялся один. Мне нужно было во всем разобраться без чьей-либо помощи.
Но Опа был на трибунах в следующем сезоне и во все последующие годы. И свой последний матч за "Менхенгладбах" я уже не мог представить без него. Или без мамы. Или без семьи моей будущей жены. Я стал увереннее в том, что делал на поле. Я больше не хотел делать это один.
Когда в 2014 году у меня появилась возможность перейти из "Боруссии" в "Барселону" − это было очень важное решение. Моя семья и мой клуб составляли для меня целый мир − как я мог их оставить? Но я решился перейти в "Барселону" по двум причинам. Первой причиной был, конечно же, стиль игры. Я всегда думал, взрослея в "Менхенгладбахе", что единственной командой, куда я решусь уйти, будет "Барселона". То, что они делают с мячом, и для такого вратаря как я, который часто использует ноги − прекрасная возможность.
Вторая причина появилась позже, когда я познакомился с Андони Субисарретой.
Помню, как мой агент сказал мне: "Барселона" хочет сначала побеседовать с тобой. Они хотят узнать, что ты за человек и как впишешься в команду вне игры".
На встречу со мной прислали Суби. Я не ожидал, насколько этот человек повлияет на мое решение. С первой секунды нашего разговора в нем было это природное сочувствие. Он рассказал мне о клубе, об истории, о личном опыте. Рассказал, как это − переходить в другой клуб, переезжать в другой город. Он показал мне, что это значит − быть игроком "Барселоны". Он был просто очень легким в общении, теплым человеком.
Именно это убедило меня в моем желании стать частью этого невероятного клуба. Я знаю, что люди говорят иногда: "Марк-Андре тер Штеген? Он такой холодный". Может быть, это отчасти потому, что я немец. Но я знаю, какое впечатление произвожу. И я не хочу, чтобы люди воспринимали меня именно так.
Я с гордостью ношу цвета "Барселоны". Но для меня это значит больше, чем просто футбол. Этот город, эти фанаты… здесь никогда не чувствуешь себя одиноким. Это просто невозможно. Невозможно замкнуться в себе. Невозможно даже понять это без чьей-либо помощи.
Я определенно не мог осознать это сам, когда впервые прибыл сюда. Я едва мог говорить по-испански! Помню, как я впервые зашел в раздевалку, и был так счастлив, что клуб подписал Ивана Ракитича в то же время, что и меня. Ракитич говорил по-немецки и знал испанский, так как играл ранее в "Севилье". Он буквально стал моим переводчиком в первые несколько месяцев. Он мог помочь мне с ответами на мои вопросы и мог объяснить указания тренера, если я чего-то недопонимал. Мне помогал даже Рафинья, который, кстати, покинул клуб в этом сезоне — мы оба говорили по-английски, а позже перешли на испанский. Рафинья был моим соседом в раздевалке, и мы до сих пор отлично дружим.
И все же мне хотелось более тесно общаться с ребятами, понимать их. Поэтому я стал брать уроки испанского с самого первого дня на новом месте.
Мы говорим, что мы больше, чем клуб, и я сейчас не пытаюсь нас разрекламировать. Но иначе и не скажешь. Здесь действительно есть… нечто большее.
Мой Опа никогда не был на "Камп Ноу"
Когда в 2016 году я наблюдал за жеребьевкой групп Лиги чемпионов и увидел, что "Барселоне" выпало играть с "Менхенгладбахом", я не знал, что и думать. Кажется, сначала я был не очень-то рад.
Но после объявления результатов жеребьевки мне пришло сообщение от Андре, моего лучшего друга из Германии:
Тогда я задумался: "Может быть, это и правда возможность снова увидеть всех на родине". Но как отреагирует мой старый клуб? Что скажут фанаты?
И когда мы прибыли, все было так знакомо — но также и немного по-другому. Впервые в жизни я вышел на стадион через вход для гостей. Я сидел в раздевалке для гостей, чего никогда не делал за всю свою взрослую карьеру. И даже выходя на разогрев, мне пришлось одернуть себя, чтобы занять правильную половину поля.
И затем я поднял глаза на трибуны, и все болельщики встали и принялись аплодировать мне. Я расчувствовался. По коже побежали мурашки, и я не мог скрыть слез. Восемнадцать лет — долгий срок. Именно столько я провел в "Боруссии". Это была моя жизнь. И я был горд, потому что фанаты до сих пор приветствовали меня. Но уходя с поля тем вечером, я почувствовал разницу. "Менхенгладбах" всегда будет дорог мне. "Менхенгладбах" всегда будет клубом, который определил мою карьеру и позволило осуществить мечту каждого ребенка — сыграть на "Камп Ноу". Но я знал, что пришло время перемен. Так у меня появился новый дом.
Я знаю, что для некоторых людей я просто "вратарь-немец из "Барселоны". Но, может быть, теперь они узнают меня получше.
Вы знаете, что мой Опа никогда не был на "Камп Ноу"? Я уговариваю его приехать…и однажды он это сделает.
И если в один прекрасный день где-нибудь возле "Камп Ноу" вы встретите пожилого мужчину, нарезающего помидоры и паприку, вы поймете, что он все-таки добрался.
